вот написалось тут...странное нечто честное

вот написалось тут...странное нечто
честное слово, ничего не употреблял, пока писал
сам рассказ в комментах

Первая кровь

Хорошо на улице было, тихо. Снежок мягонький, ласковый такой, как лапка плюшевого медвежонка, трогал все вокруг и оставлял белые пушистые следы. Колья запорошило совсем, пока они на тротуаре валялись, не палки осиновые, а полный гламур получился.
- Ну ты их, блин, отряхни хоть, что ли, прежде чем в багажник засовывать. Снег же там растает, вот мне радости будет слякоть там разводить.
Витек недовольно буркнул себе под нос неразборчивое, но вытащил творения природного зимнего гламура обратно и принялся отряхивать. Потом все-таки не выдержал и ответил возвратом обвинения:
- А кто их на землю додумался положить, даже не покрыв? Вон весь двор может пялиться спокойно и кумекать, куда нас на ночь глядя несет! У тебя что, бабки лишние?!
- Не бойся, твоих не возьму. Поехали что ли, мотор прогрелся вроде уже.
Тронулись. Снег скрипнул визгливо под шинами, выставляя на показ редким сонным прохожим шрамы от протектора, да и замер, поблескивая нежно в вечернем свете уличных фонарей. Снежинки, медсестры с неба, целовали, гладили белые рубцы на теле павших на землю подружек, пока вконец не зацеловали и не загладили. Даже следов не осталось. Тихий вечер крался по земле, тихий и жалостливый.
Настоящей охоты не получалось, хоть тресни. Вместо того, чтобы призраком возмездия пересекать дворы и закоулки, вспугивая не успевшие спрятаться тени нежити, Витек с Петровичем наглухо застряли в первой же пробке. С охотничьим осиновым снарядом в багажнике светиться, нагло пересекая сплошные и выезжая на тротуар, они побоялись, и уныло тащились сначала до Икселя, потом до перекрестка Амирхана, потом совсем уж намертво встали на выезде с Миллениума. Чертыхаясь, через полтора с лишним часа черепашьего темпа вырвались, наконец, на просторы хрущевских дворов в центре – и тут же напоролись. Патруль явно поджидал таких, как они, любителей острых ощущений – стоял во дворе тихохонько, с выключенными фарами, спрятавшись за гаражи. Мордастый сержант, довольно улыбаясь, даже не полез в багажник – шлем тепловизора, который не успели спрятать, и так делал всю картину яснее ясного.
- Герои, мля, значит?
Витек с Петровичем молчали. К новым постановлениям и законам о видовом равноправии, политике ненасилия, межкультурной трепимости и прочей хренотени доблестная милиция относилась по всякому, и не каждое задержание, даже с поличным, кончалось хотя бы составлением протокола. А если все-таки повезет (ну должно ж хоть в чем то повезти за этот вечер!), и патруль уже поймал сегодня хотя бы одну группу охотников, оформив их по всей строгости закона, или просто слупив приличную взятку, то могли менты и просто отпустить на все четыре стороны. Даже удачи пожелать. Нежить – она нежить и есть, одна ей судьба –кол в грудь, стерпит, и даже заяву писать не станет. А трупа не будет тем более.
- Ну че, говорю, герои, что ли?
- Ну... Это... как посмотреть...
- На кого смотреть, на тебя что ли, обсос недоношенный? Ща опущу тебя ниже казанской канализации, будешь мне тут вякать! Шлем сюда давай!
- Так ведь... это...
- Ты че, не понял, что ли? Шлем гони! Орудие планируемого преступления конфискуется, сукнахбл! Или тебе еще протокольчик и понятых? Че, не слышал, что по телевизору объясняют? Упыри не опасны, юшку пьют мало, сами по себе твари мирные, а для экологии от них только польза. Они это, разносчик... нет, тьфу, передатчик... гены там... Короче, сам все знать должен! Шлем сюда, быстро, сукнахбл!
Хуже этого уже ничего не могло быть. Уж лучше бы понятые, протокол и КПЗ... За бешеные бабки купленный на Алтыне новехонький программируемый тепловизор перекочевал в волосатые лапы сержанта. Деньги на еще один охотничий шлем у них появятся очень не скоро, если вообще появятся, а какие они без шлема охотники. Характерный узор кровотока вампира только в инфракрасном режиме и разглядишь...
- Вы че тут еще стоите? А ну брысь по домам, молокососы, пока я не передумал и на нары не определил! Брысь!
Сержант, довольный, с улыбкой во всю морду, влез в свою машину.
- И чтоб я вас тут больше не видел!
Ментовоз обдал старую девятку Петровича фонтаном снега и укатил в темный зев арки. Знатная добыча, сержант шлем за штуку евриков толкнет легко, потом этот тепловизор опять всплывет на Алтыне или на Чешке, а Петрович с Витьком смогут на него только облизнуться... Круговорот вещей в природе, тудыть его.
Поохотились... Обратный путь напоминал шествие траурного кортежа.
- Говорил я, что с этой ерундой завязывать надо было! Это же как наркотик, засасывает, уже жить не можешь, и платишь, платишь, платишь! У нас вот чего, сорок штук лишние были?!
Петрович молчал в ответ и только все сильнее стискивал баранку.
-Типа охотники на нечисть, борцы со злыми силами! Да они же безвредные, эти вампиры! Кровь пьют символически только, сами всего шугаются, даже защищаться толком не способны! Понятно, чего они так долго от всех таились – да их с таким трусливым характером в средние века в миг бы всех извели! А мы и рады, слабых колом в грудь фигачить!
Петрович злобно глянул на Витька, но промолчал. Приоткрыл окно, смачно сплюнул в белоснежное сияние дороги. Снова зыркнул на Витька, но все равно смолчал.
- И здорово то как: они, оказывается, не помирают от деревяшек, в них воткнутых, все как в продвинутых книжках и писалось. Полежат чуток, потом очухаются, и дальше от страха трясутся. И заявы не пишут. Охоться, не хочу! Сволочи мы, короче, вот мы кто.
- Что, двадцать штук за шлем жалко, так завелся?
- Да пошел ты...
- Сам туда иди, праведничек. Знаю я твоим разглагольствованиям цену. Дерьмо им цена, и все. Есть у меня на примете семейка упырей... На черный день берег, не трогал.
- Ты???!!!!... И молчал???!!!! Ну ты и сволочь!!
- Что, уже передумал каяться?
- Да пош... Ну... Короче, где они?
- Тут они. Приехали. Колья доставай.
Тускло-желтое, все во власти сырой гниющей плесени, нутро хрущобного подъезда навевало на готические мысли о близости смерти уже одним фактом своего существования. Петрович уверенно вдавил кнопку звонка у ободранной, обитой дешевым дерматином двери. Квартира отозвалась на звонок шаркающими шагами, голосами и щелканьем замка тотчас, и у Витька, ни разу еще не охотившегося на нескольких упырей разом, противно заныло внизу живота: «Ждали, суки! Ох, они же нам сейчас...»
- Здра..., - Петрович ударом ноги вбил хозяина обратно в прихожую, и охотники ввалились внутрь. Их ждали, точно. Хозяин уже в падении выпускал клыки, у выхода из кухни замаячил худенький подросток – клыки лезли у него как-то неумело, выворачивая верхнюю губу в жуткой гримасе.
- Мочи нежить! – Петрович прыгнул вперед, выставив кол, всем весом прижимая к полу не успевшего еще встать старшего вампира, вдавливая ему в грудь острую древесину, протыкая мягкое подобие мышц, прорываясь сквозь хрупкие кости нежити.
- Этот готов!
Мальчишка попытался было дернуться, размазавшись стремительным броском вдоль стены, но наткнулся на взгляд Витька, и замер. Глаза в глаза, охотник и жертва начали медленно приближаться друг к другу, и адреналин пошел скручивать пружины из вен и сухожилий, затопляя разум, сжимая весь мир до дрожащих, сведенных в точку зрачков противника, заставляя кол в руках человека без участия сознания искать точку удара. Даже стремительные прыжки вампира – практически неопасны, он все равно замирает перед укусом, при определенном умении – всегда успеешь увернуться, а глянь ему в глаза – так и вовсе начинает играть в гляделки, забыв о нападении. Но взгляд... Когда нежить смотрит в тебя, ты не надеешься выжить, успеваешь сто раз умереть и похоронить себя, а потом... потом потусторонняя тварь бьется на твоем колу, и страх спадает волной, бушующим водопадом, уходит в никуда, в пропасть небытия, остается только кайф, кайф выжившего победителя, победителя в смертельной схватке с жутким чудовищем, кайф сверхчеловека. То, что на самом деле опасности в охоте на вампира не больше, чем в охоте на дождевых червяков, ты забываешь, пока твою душу прожигает адский вихрь вампирьих глаз. Забываешь, и потом тоже не любишь вспоминать. Наркоманы не любят признаваться в своей болезни...
Вампиреныш уже почти насадился на кол, и тут все обломал Петрович, заскучавший над своим поверженным дракулой.
- У-тю-тю-тю-у-у! – взгляд мальчишки сорвался с Витька, метнулся по сторонам, уперся в глумливую рожу Петровича, состроившего пальцами «козу», заметался совсем уж беспорядочно... и закатился за шторки век. Юная нежить сползла по стеночке и мягко сложилась на полу пополам без признаков жизни. Только темно-синяя жилка, узлом взбухшая на ставшем пронзительно белом лбу, быстро-быстро пульсировала.
- Ха-а-а! Правду сказали, что упыри от неожиданных действий сознание теряют! Ну и неженки, млин!
- Петро, ты что-о-о?! Ты заче-е-ем?!
- Ох, блин, а ты не насмотрелся ему в зенки что ли? Извини, я что-то даже и не подумал...
Витек заскрежетал зубами от бессильной злости, сжимая ставший бесполезным кол, замахнулся было на Петровича, отдернулся, и, просто от досады уже, еле сдерживая слезы, всадил кол в грудь молодого вампира.
- На, тварь! На! Получи! Получи...
- А про меня вы, гады, забыли, да?
В дверях комнаты стояла девочка. Или девушка. По возрасту – может, ровня вампиренышу, может, чуть постарше. Лет тринадцать-четырнадцать. Тоже... вампир. Тоже?
Вся какая-то невесомо-пушистая, словно облачко, даже пытаясь выглядеть взбешенной, она не могла заставить глаза глядеть грозно или с ненавистью. Глаза... человеческие. Растерянные, с хрусталиками нарождающихся слез, серо-голубые, глубины восхитительной... Человеческие! Два озера с чистейшей голубой водой в окружении облака русых шелковых волос.
- Т-ты... чего? Ты кто?
- Конь в пальто! Ты охотиться на меня пришел, урод, или допрос устраивать?
- Д-да я... ничего... я тут... это...того..., - Витек всматривался, всматривался, и не мог увидеть НИЧЕГО хотя бы отдаленно вампирского. Самая обычная девочка. Милая. Хорошая. Теплая.
- Бей меня! Ну, давай же! – и из под верхней губы девочки полезли клыки.
Этого не могло быть. Это обман зрения. Так не бывает!
- Витек... Ну ты же... не насмотрелся... вот тебе... как раз... сама же..., - Петрович неуверенно подтолкнул напарника к вампирше.
- Ну же! Чего ждешь!? – девчонка кинулась на Витька – по человечески, без вампирьей скорости – заскребла ногтями по коже, неумело ткнулась клыками куда то в воротник куртки, потом добралась до голой шеи.
- А-а-а-а-а!!!!!! – только касание клыков вывело Витька из растерянного оцепенения, он замахал руками, ища оружие - кол, он же в вампиреныше торчит! – поскользнулся, упал, увлекая за собой девочку, зашарил по полу, ничего не находя – спасибо, Петрович всунул в руку запасной кол - и ударил. Бил и вопил, все еще не веря, что бьет вампира, не замечая, что из ран – основной признак вампира! – не идет кровь, бил, ища ТОТ, вампирий, взгляд, бил, пока грудь девочки не превратилась в решето, бил, пока не закрылись ее глаза, пока Петрович с ошалелыми глазами не оттащил его и не поволок прочь, на улицу, к машине.
А потом их с Петровичем вырвало. Обеих. Прямо в машине. Уже на полном ходу.
* * *
... Старший семейства со стоном перевернулся на бок, по миллиметру вытягивая из груди проклятую деревяшку, жгущуюся, как огонь. Кажется, получилось... Отдышался, и еле-еле, с остановочками, дополз до сына, собрался с духом, и ухватился за едкий кол, рывком выдернув его из раны. Мальчик только всхлипнул. Бедненький, уже третий раз за полгода, как же ему тяжело, наверное...
- Лежи, солнышко, сейчас станет легче.
Сын не ответил. Ничего, главное – получилось. Как он все и задумывал.
Переждав еще минуту, пока заживут ожоги от осиновой коры на ладонях, отец пополз – на четвереньках уже, силы возвращались, осиновый яд постепенно нейтрализовывался в организме – к дочери. Скрипнув зубами, выдернул кол и из ее груди – что с девочкой сделали, изверги, смотреть страшно – и прижал безжизненное тело к себе.
- Доченька, девочка моя...
- Папочка..., - еле слышный шелест губ в ответ.
- Потерпи, милая, скоро боль пройдет.
- Пап, уже не больно почти... Папа, это так здорово... Я теперь понимаю... Я все понимаю... Это...новый мир. Целый новый мир. Папа, не вини себя, не извиняйся, я понимаю тебя теперь... Спасибо, папочка. Я люблю тебя, я люблю тебя, папа...
Все получилось так, как он планировал. Лучше и быть не могло.
Извечное проклятие Сирот Ночи – инициация. Вампиром нельзя сделаться, им можно только родиться, но и этого мало... Чтобы разбудить дремлющие силы, нужно огромное эмоциональное и физическое потрясение, чудовищный шок – и произойти это должно до наступления полной зрелости. Нужен кол в грудь и нужны охотники, верящие в вампиров – каковых почти не осталось к прошлому веку. Чтобы возродить охоту, пришлось выйти из тени и объявить о себе во всеуслышание, сбросить покров тайны – почти сбросить, сильные миры сего и не вздумали бы защищать их, если бы узнали, что превратиться в вампира и обрести почти полное бессмертие невозможно. Но охота началась на уже инициированных... отличить неинициированного вампира от человека почти невозможно.
Сына удалось подставить под удар кола с первого раза, а с дочуркой не выходило ничего. Даже выпущенные клыки не помогали – в них не верили, принимали за бутафорию. Такая милая добрая девочка не может быть кровопийцей. Пришлось засветить жилище, кинуться на охотников всем скопом, чтобы поверили, что и она - его красавица, его кровиночка, его золотко – тоже...
- Папа, это чудесно, ты даже не представляешь, как чудесно. Я люблю тебя, папа...
- Я люблю тебя, доченька...
- Я люблю тебя...