абрахам
offline
[i]
еще рассказик
маненький, поэтому выложу прям тут

Подарила я колечко...

С Главным разлаялись еще перед полетом. Тот орал, брызгал слюной, матерился, но ничего так и не добился – я на своем стоял, и уступать не собирался. Под конец тот меня за грудки схватил, я думал – по морде врежет, с ним такое случается в запале, хоть и редко – а он мне в глаза, и голоском жалобным, просительным: Михалыч, выручай, кроме тебя, гада, этот зверь железный никого не слушается, только ты его образумить можешь. Ну и что мне делать оставалось? Протокол полетных испытаний я все равно не подпишу в том виде, в каком он Главному надобен, а лететь… Что ж, работа у меня такая – летать. Сколько раз живым возвращался – может, и в этот раз повезет.
Главного, его ж тоже понять можно. Если год работы и куча денег народных псу под хвост пойдет, Хозяин с него три шкуры снимет, а из четвертой петельку совьет, и Главного на петельке этой повесит – в назидание другим конструкторам. Новый истребитель войскам позарез нужен, только-только мы собственный воздух отвоевывать начали, фрицев с него сбрасывать, успех бы новой техникой подкрепить – а у нас чрезвычайка на чрезвычайке, за полгода – трое погибших летчиков-испытателей, а опытных образцов сколько разбили, лучше о том и не думать. Не так что-то с этим самолетом, не так.
Взлетел без проблем, основную программу отработал – без сучка, без задоринки, как ни у кого на этом драндулете долбаном не получается, а теперь – экстремальные испытания. У Главного вся надежда – на меня, моя испытательная серия вообще без ЧП, самолет в небесах парит, словно стриж вострокрылый, если и серию экстремальников отлетаю чисто, строго по техзаданию, то самолет в войска пойдет. Хотя как у меня такое получается, сам не знаю. Мощная машина, быстрая, послушная вроде бы… но раз в два-три полета обязательно заскоки у нее случаются. Даже у меня. Как ее под уздцы беру, что положено делать заставляю – не ведаю. Не должно так легко быть с нею. Не должно. Самый распоследний биплан-тихоход, и то больше гонору выкажет, если его испытатель в ежовых рукавицах сожмет и всякие штуки непотребные заставит в небесах выделывать – во славу советской авиастроительной науки.
Максимальное ускорение, пике, вход в штопор, выход из штопора – тьфу-тьфу-тьфу, пока нормально все. Супружница моя всерьез верит, что мне подарочек ее помогает. Перстенек грошовый, камешек в нем черного цвета, с виду не то на булыжник, не то на смолу асфальтовую похож. От бабки ей, видите ли, достался, а бабка у нее толи знахаркой, толи еще какой ведьмой была. Брехня суеверная. А может, и правда, помогает. После того, как два года назад в полет без перстенька отправился, и только парашют и спас, я его снимать не рискую. Хотя брехня, конечно, полная, антинаучная…
Разворот, еще один – ну давай, сокол стальной, покажи, на что способен. Вверх, перегрузка вжимает в кресло – и тишина. Отказал двигатель – то, что Магаджаняну и Соловьеву жизни сгубило, а меня пока не касалось. Коснулось вот. Самолет падает беспорядочно, и даже в планирование его вывести не получается, хорошо – земля далеко. А вот и ближе. И еще ближе. Секунды растянулись в вечность, педали и ручка управления скрипят от яростных рывков – бесполезно все. Ни нежностью этот гроб с крыльями не пронять, ни грубой силой. Ничего, мы поборемся еще. И не таких на крыло ставили. Земля несется навстречу, кажется, что детали рельефа сейчас вопьются в глаза, вонзятся острыми клиньями – и не выходит ни черта. Что, теперь уже – точно все? Фонарь кабины на - себя, вывалиться на крыло – и рвать кольцо? Перстенек зачарованный, и ты меня подвел?
… Время замерло. Земля неслась навстречу, слово взбесившийся конь, а время стояло. Расстояние до земли сокращалось, сгорая по десятку метров за секунду – и это не имело значения. Я встречусь с землей, когда сочту это нужным. Посажу самолет. Будет так, как я захочу.
Голос – тихий, но пронзительный. Ободряющий. Спасающий.
- Прости, было трудно…
- Кто ты?
- Дух Иизришх… дух кольца… Сейчас, сейчас… эта железная птица такая тяжелая… сейчас, подожди…
… перегрузка вдавила в кресло - и легкость. Повинуясь моей руке, самолет послушно скользнул вниз по пологой дуге.
Что?!
Как это?!
…- Этого не было…забудь… и больше не будет… ты не падал… еще раз прости, хранимый…
Программа испытаний выполнена. Успешно. Пора заходить на посадку.
Голос Главного в шлемофоне звенит, ликует, резонирует в перепонках: - Михалыч, чертяка, отличный полет! Завтра доложу товарищу Сталину, тебе орден Ленина потребую и Звезду Героя!
Этого…этого не может быть.
Светочка, Светунчик, ненаглядная моя, ты мне жизнь спасла! Твое колечко то – волшебное! И меня спасло, и самолет! Дух этот, из кольца, как его…
Стоп.
Дух, мать твою, дух!! Слышишь меня?!
…- Да, хранимый.
- Что значит, с самолетом больше не повторится?! У всех?!
- У тебя, хранимый.
- А остальные?!
- Что, остальные, хранимый?
- Они – разобьются?!
- Да, хранимый. В большинстве своем.
Самолет пойдет в войска. Испытания завершены.
И понесет смерть. Мне никто не поверит. Никто.
Вся моя серия чистая.
- Дух!!!!!!!! Верни все назад!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
- Не понял, хранимый.
- Верни!!!!!!!!!!!! Все!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Назад!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
- Ты отказываешься от меня? Я плохо хранил тебя? За что, хранимый? За что?
- Верни!!!!!!!!!!!
Молчание.
И перстень на пальце рассыпался черным пеплом.
…и – тишина. Самолет падает, и земля уже близко, и я не успеваю покинуть кабину. Светочка, Светунчик, прости меня, я не мог по другому. Светочка, Светунчик, я постараюсь выкарабкаться – ради тебя.
Я постараюсь, надо только выровнять самолет.
Я постараюсь…